Чеслав Виктор Поплавский

Чеслав Виктор Поплавский — скрипач и вокалист с великолепными музыкальными данными. У него был абсолютный слух и прекрасный бархатный большой звук при игре на скрипке.

Чеслав Поплавский в детстве. Пионерский лагерь “Артек”. На этих же фотографяхи его друзья, будущие Песняры – Борис Бернштейн и Валентин Бадьяров.

Чеслав родился в музыкальной семье. Его отец, Константин Поплавский, был выдающимся хормейстером, вместе с Геннадием Цитовичем он создавал Белорусский государственный народный хор. От отца музыкальная одаренность перешла к его детям – Кристине, Ядвиге и Чеславу. Ядвига вспоминала: “В нашей семье было трое детей — старшая сестра, младший брат и я. У папы была мечта сделать семейное трио. Кристина должна была играть на фортепиано, я — на скрипке, а младший Чесик — на виолончели.”

Константин Поплавский с увлечением ездил по белорусским сёлам и собирал народные песни. Из его сборника ансамбль “Золотые яблоки”, в котором играл Чеслав, и взял песню “Скрыпяць мае лапці”. Позже эту песню предложил “ПЕСНЯРАМ” перешедший из “Золотых яблок” Леонид Борткенвич.

В 1972 году покинул ПЕСНЯРЫ Валентин Бадьяров, который организовал новую группу,  “Группу Валентина Бадьярова”. На его место был приглашен двадцатилетний скрипач Чеслав Поплавский. Чеслава Поплавского пригласили в ансамбль главным образом в качестве скрипача, а также бэк-вокалиста. В “ПЕСНЯРАХ” пели все. Чеслав Поплавский прекрасно пел басовые партии. В «Песнярах» они вдвоем с Леонидом Тышко удерживали аккорд «Песняров» от «сползания» вниз по тональностям при акапельном пении.

Была у Чеслава Поплавского и сольная партия в притче “Песня про Долю”. Его бархатный низкий голос подчеркивал вальяжный, неспешный характер знойного Лета.

Еще он умел здорово рисовать легко узнаваемые шаржи. Причем если в живописи пишут: «Репин, масло, холст», то у Чесика была техника «Поплавский, пыль на автобусе, палец». Ведь и «Песняры» выступали не только в столицах, но и в глубинке. Отсюда и дорожная пыль на автобусе, и новая техника рисунка — пальцем по пыльному кузову, прочерчивая штрихи шаржа. Получалось очень забавно.

В сентябре 1974 года состоялась премьера лирической комедии «Ясь и Янина», в котором проявился актёрский талант Чеслава. Сам по себе фильм малоинтересен. Советская действительность — стройотрядовское движение, шефская помощь городских специалистов сельскохозяйственным работникам в наладке оборудования, и рабочая культурная самодеятельность, представителей которой сыграли музыканты “ПЕСНЯРОВ”. Фильм и смотрели ради “ПЕСНЯРОВ”. В фильме присутствует лёгкий юмор, а в самых смешных эпизодах участвует Чеслав Поплавский вместе с Игорем Николаевым и Александром Демешко. 

В то время как Чеслав Поплавский пришёл в коллектив, в стране ещё не существовало практики сессионных музыкантов, когда исполнители приглашаются под тот или иной проект и им оплата производится по договору. У музыкантов была ставка, которая могла зависеть от их стажа и наличия почётных званий. Гонорар никак не ранжировался по вкладу того или иного участника коллектива непосредственно в творческий процесс.

Можно сказать, что Поплавского взяли в “Песняры” с прицелом на будущее. Партия скрипки в аранжировке песен в момент его прихода отсутствовала. Первое время ему приходилось выступать в “оригинальном” жанре. В начале каждого концерта Леонид Борткевич и Анатолий Кашепаров играли на колёсных лирах небольшое музыкальное произведение. В этот номер была включена скрипичная партия специально для Чеслава.

В те времена “Песняры” пользовались такой популярностью, что иногда им приходилось давать по три концерта в день, выступая на стадионах и во Дворцах спорта. За три концерта в день общее время выступления Чеслава Поплавского составляло примерно шесть минут. В тот период ставка у музыкантов ансамбля “Песняры” составляла 66 рублей за концерт. В итоге за шесть минут выступления на сцене в течение всего рабочего дня Чеслав Поплавский получал 198 рублей. На следующий день после дебюта Чеслава Поплавского в “Песнярах” Владимир Мулявин сказал, что “Чесик – один из самых высокооплачиваемых скрипачей в Советском Союзе”.

В “Песнярах” Чеслав Поплавский проработал с 1972 по 1979 год. Затем он четыре года работает в ансамбле “Верасы”, а в 1984 году вновь на очень короткий срок возвращался в “Песняры”.

Геннадий Стариков: Чеслав Поплавский пришел из «Песняров» в «Верасы».Однажды перед концертом ко мне подошел наш и в прошлом «песняровский» скрипач Чеслав–Виктор Поплавский и сказал: «Пойдем, я попрошу Ядю, чтобы она пришила мне пуговицу на рубашке». Ядвига Поплавская, родная сестра Чеслава, конечно, ему не отказала бы. Разумеется, Чеслав и сам мог бы это сделать, но женская забота всегда приятнее.


Итак, заходим мы в гримерку, а там никого. И тут на столе у Ядвиги Чесик видит мороженое в вафельном стаканчике. Облизнувшись, как кот на сметану, и будучи уверенным, что сестра брата всегда простит, он без спроса его съел.

Мы отправились на сцену, стали подключать свои инструменты. Настроившись, вновь зашли к Яде все с той же злополучной рубашкой. И тут началось дежа вю, как с неразменным пятаком из повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу»: в гримерке по–прежнему никого не было, а на столе, как ни в чем не бывало, стояло мороженое в вафельном стаканчике.

— Что за чушь, — сказал я, — ты же его один раз уже съел!

— Действительно, — растерянно подтвердил Чесик, подозрительно поглядывая на мороженое. — А, впрочем, где одно, там и второе, — сказал он и на моих глазах слопал и второй стаканчик.


Мы вновь отправились на сцену разыгрываться. Но тут события приняли неожиданный оборот. На сцене появилась наша новая вокалистка, молодая ясноглазая красавица с Полесья — Надя Дейнеко. С порога она вдруг громко заявила: «Вы здесь все негодяи и мерзавцы!»

— Что случилось, Надя? В чем дело? — недоумевал весь ансамбль.

— Вы съели мое мороженое!

Все переглянулись, а Чесик втянул голову в плечи и стал оправдываться, мол, думал, что это мороженое Яди. Кто–то предложил скинуться и купить Наде несколько порций, чтобы она успокоилась. Скинулись, но, как всегда, перегнули: купили целый поднос. Но Надя не успокоилась. Наоборот, у нее случилась истерика: увидев поднос, она почему–то решила, что мы подтруниваем над ней. «Ах, вы еще и издеваетесь!» — крикнула она и в слезах бросилась к выходу. Здесь уже не на шутку испугался руководитель ансамбля Василий Раинчик.

— Чесик, догони ее, — попросил он, — как бы она не наделала глупостей.

Тем не менее концерт нужно было начинать. И мы начали его без двух артистов. Минут через 15 — 20 — вздох облегчения: на сцене появились довольный Чесик и поникшая Надя. Оба мокрые от дождя.

— Где ты ее нашел? — спросил я.

— На мосту, снял с перил, собиралась броситься в воду.

— Свят, свят, свят…

Я так до сих пор и не знаю, шутил Чесик или нет.


Чеслав был добрейший человек, отец двоих детей, беззаветно преданный музыке, мужественно переносивший все тяготы гастролей. Была у него лишь одна небольшая слабость, которая, впрочем, принесла ему в жизни много неприятностей, если не сказать более. Он любил остро подшутить над другими. Как он сам говаривал: «Сделать другу гадость — для меня радость». И его слова подчас очень больно ранили тех, над кем он подтрунивал, а Чесик этого не понимал — не имел чувства меры. Так он любил по–своему переиначить текст песни и во время концерта шепнуть его на ухо исполняющему песню солисту. Чеслав признался мне, что именно из–за его неудачной шутки в адрес Мулявина он и поплатился работой в «Песнярах».На одном из концертов Владимир Георгиевич исполнял песню «Крик птицы». И в самый кульминационный момент, когда он склонился как бы над раненой птицей и начал монолог: «Вот, наконец, и вместе мы…» и должен был продолжить: «Так что ж я так грустно пою…», Чесик не удержался и, подойдя ближе, шепнул ему: «Гнусно пою». Мулявин аж поперхнулся. Так Чеслав вылетел из «Песняров»…

Аналогичная попытка «пошутить» была у Чесика и в «Верасах». Однажды Надежда Микулич исполняла очень красивый романс «Я вам совсем не нравлюсь». Там были такие слова: «Мне вас забыть непросто, ведь были ж с нами весны…» Чесик быстро придумал замену: «Мне вас забыть непросто, вы обверзали простынь…» Когда он стал двигаться в сторону поющей романс Нади, чтобы шепнуть ей это на ушко, Раинчик мгновенно понял намерения Чесика и, продолжая играть на органе одной рукой, второй показал ему кулак: мол, только попробуй, морду набью! Так Надежда Микулич была спасена, а Чеслав надолго прижился в нашем коллективе.


Как–то наш администратор и по совместительству профессиональный картежник Михаил Цыгалко показал нам карточный фокус. Суть была в том, что он брал желающего за запястье, нащупывал пульс и мысленно давал указание вытянуть пикового валета из нескольких карт, обращенных рубашками. Как ни странно, вытягивался всегда именно пиковый валет. Чесик вызвался повторить этот фокус со мной — и у него получилось. Он даже закричал от радости: «Ничего не понимаю, чертовщина какая–то». И тут же повторил трюк, и у него снова получилось!


А однажды мы гастролировали в Москве и жили в гостинице «Будапешт», которая, если не ошибаюсь, на Петровке. И вот однажды, уже за полночь, раздается стук в дверь моего номера. Я открываю дверь и вижу невеселого Поплавского.

— Что случилось? — бурчу я спросонья.

— Был в Ясенево и, возвращаясь, в темноте переходил по мостку через ров, выкопанный строителями. Оступился и упал, ударившись плечом.

— А я тут при чем?

— Хочу, чтобы ты меня осмотрел — нет ли перелома.

— Но я же не врач.


— Ты учился в институте и многое знаешь.

— Ладно, больной, раздевайтесь!


Чесик одной рукой расстегнул и осторожно снял рубашку.


Я обошел его кругом и громко констатировал:


— Открытого перелома нет!


— Открытого перелома нет — радостно повторил Чесик.


— Но возможен закрытый перелом! — сказал я. — Медленно подними правую руку! — Он поднял. — А теперь левую! — Рука поднялась только на высоту локтя.


Я попробовал чуть–чуть ее приподнять, и Чесик вскрикнул от боли.


— Все ясно, у тебя закрытый перелом левой ключицы, — поставил я диагноз.


— И что это значит? — спросил Чесик.


— А то, что у тебя трещина в кости. Тебе немедленно надо вызвать «скорую», в больнице сделать снимок и, если надо, положить гипс. Иначе острый краешек кости при неудачном движении может сместиться и перерезать артерию. И тебе каюк. Не рискуй жизнью.


— Никуда я не поеду, на мне, как на собаке, все быстро само заживает, — сказал он.


И две недели с вымученной улыбкой он играл на концертах, прижимая локоть к телу. А в конце гастролей прибежал из поликлиники и, размахивая снимком, громко крикнул: «Гена, ты был прав — у меня действительно был закрытый перелом, но все само срослось!»


Что тут скажешь? Либо это самопожертвование музыканта, беззаветно влюбленного в профессию, либо страх перед увольнением за пропуск концертов, хоть и по болезни… Не знаю.

В 1982 году Белоруссия представляла Советский Союз на знаменитой международной торговой ярмарке в Лионе. И мы должны были помочь нашей торговле завоевать новые рынки. Что мы с успехом и сделали. Забегая вперед, скажу, что мы давали по одиннадцать бесплатных выступлений в день и, как писала французская пресса, обеспечили дополнительный приток посетителей на ярмарку.

Минский Дом моделей сшил нам красивые концертные костюмы с ручной вышивкой в народном стиле. И мы отправились в Москву, захватив с собой пару тонн своей концертной аппаратуры Peavey. Там нас посадили в прицепной вагон поезда Москва – Вюнсдорф, который следовал до Парижа. Вагон хоть и считался СВ, но купе имели третью дополнительную полку. Сидящим на нижней полке приходилось гнуть голову, так как средняя упиралась в шею, а на высоко расположенной третьей нечем было дышать – издержки экономии. И в таком положении мы проехали всю Европу справа налево: Россию, Белоруссию, Польшу, ГДР, Западный Берлин, ФРГ, Бельгию и Францию. Интересно было видеть в окне, как отличаются пейзажи в разных странах. В России – бескрайние поля и всюду брошенная, ржавеющая под открытым небом техника: комбайны, сеялки-веялки, грузовые машины, прицепы, часто вверх колесами. В Белоруссии вся техника под навесами. В Польше поражало большое количество праздношатающихся взад-вперед вдоль железной дороги людей. В ГДР все чистенько-аккуратненько, без охраны. Западный Берлин проезжали ночью – мрак и полное ощущение налета гестапо. Крики ворвавшихся, иначе не скажешь, в вагон немецких пограничников в черной форме:

Нас, как пленных, заставили выйти из купе и приготовить к проверке паспорта. Обстановку разрядил спавший беспробудным сном на верхней полке Чесик Поплавский. Он был опытный гастролер, до “Верасов” объездил с “Песнярами” весь мир и его мало что интересовало. Пограничник стал дергать его за ногу, но нарвался на такой трехэтажный мат сквозь сон, с угрозой мордобоя, что в страхе выпрыгнул из купе и попросил меня достать его паспорт. Они, уже без наглости, быстро проверили паспорта и ретировались.